Тело реализации.

У каждого замысла, чтобы он мог изменить нашу жизнь и судьбу должно появиться «тело» воплощения, или реализации.

Тело реализации представляет собой не просто намерение или намерения, ещё ни к чему не привязанные, но специально собранные и выстроенные, настроенные и заряженные несколько тонких тел, или сфер, простирающиеся от тончайших замыслов и намерений до собственно физических тел и происходящих событий. Основой его является решение, принимаемое сознательно и заряженное достаточной силой и смыслом, чтобы связывать и освещать собой всю лестницу нисхождения воли духа в материю. Решение, которое может изменить нашу жизнь должно быть подкреплено силой действия, намерением делать, и значит жертвовать тем, чем необходимо ради возможности свершить действие.

В большинстве случаев решения не подкреплены силой действия, замысел остаётся не оплодотворён силой деяния. Жертвовать мы не хотим, и чаще всего предаём свой же замысел раду привычки и удобства.

Зона удобства отделена от зоны возможностей зоной неудобства и на ней, на неумении, и, в итоге, нежелании её преодолеть чаще всего, посыл истощается. Необходимость труда, работы и терпения обесценивается суррогатными уважительными причинами.

Парадокс – часто создание тела реализации происходит только при наличии душевной или телесной боли. То, что осозналось с болью, начинает жить дальше. Жить чтобы больше не было боли. Такое осознание не завершается на семинаре или после процесса размышлений. Боль является реально значимым напоминанием и необходимым слагаемым для сотворения намерения и создания тела реализации. Единственный ли это путь? Единственная ли возможность?

Нет, можно и без боли одним намерением создавать тело реализации просто для этого нужны терпение и упорство вера и много чего ещё, что обычно замещается болью. Многие интуитивно используют этот механизм из-за его простоты и безотказности – ставя себе в руководители боль и страхи и поддерживая их накал, иначе говоря сами себя наказывая и запугивая. Система такая как то работает, но путь получается кривым и постепенно превращается в окружность.

Возможно даже сама душа сопротивляется неизбежности труда. Она ищет лёгкости и удобства и если не обучить её трудиться (!) или себя(?) как то владеть ею, то она может далеко увести в поисках удовольствий.

И в то же время она сама же может быть охвачена порывом создания тела реализации намерения или намерением собственно. И гореть этим и бдеть и вдохновлять, если, конечно же, очарована идеей.

Тело реализации — это нечто большее, чем образ — чертёж. Это образ заряженный намерением, достаточно точным и сильным, чтобы связать воедино несколько уровней бытия. Здесь проявляется способность наделять что либо значимостью, способность обычно программируемая общественными правилами вполне может работать произвольно, иными словами – мы можем при желании сами менять субъективные показатели значимости происходящего.

 

 

Колыбель.

 

Но почти всем нашим намерениям что-то сопротивляется. Что же? Метафорически модно сказать, что некая колыбель, своеобразная люлька. Некий сладкий кокон, который так глубоко и органично впаян в структуру самых элементарных(и не больше) потребностей, что для чего-то другого места практически не остаётся. И пока я расту проблемы не видно, недостаток места восполняется ростом человеческого существа, из-за которого я всякий день хоть чуточку, но больше чем вчера а наполненность меня чем то вязким бывает почти незаметна. Трудности начинаются во взрослом возрасте.

Реальный мир наполнен всевозможнейшими чувствами, и часто соприкосновение с ним болезненно. Ситуации в обычном мире, всё время хоть чуть-чуть, но отличаются от знакомых. Там присутствует неожиданность, визитная карточка реальной жизни, и с ней крайне не хочется сталкиваться.

Неизвестность чаще всего невыносима, для души. Но, с другой стороны,  притягательна для духа —  как поле для познания. Для души же страшная мука, соприкасаться с неизвестностью. И мы всеми силами стараемся это отсрочить.

В этой метафорической люлечке мы и стараемся сидеть. Специфический сон охранительное торможение – следствие нежелания вылезать из этой самой люльки, младенческого, грудного состояния. Её формирует намерение младенца оставаться в удобстве. Иначе говоря, ничего неприятного, тревожащего не чувствовать.

Следующая смысловая составляющая. У нас внутри сохранилось  большинству по своему детское. У нас внутри в базовой матрице ритмо — ощущений запечатлён детский сценарий, детский ритм и масштаб поведения. Мы играемся. Время в детстве не имеет чётких границ, и тянется сколь угодно долго.

Часто, как в детстве, проглядывает, усыпляет, тешит, прозрачное но явственное, если присмотреться, ощущение, что впереди времени ещё целая бездна. Так и запечатлелось субъективно привычное восприятие времени, иллюзия, постоянно стоящая где то на границе с безотчётным, что у нас ещё вся жизнь впереди. И мы тащим это роковое ощущение, всю жизнь.

И ждём, чего-то, потому что внутри есть смутное чувство, что мы когда-то вырастем, у нас что-то там изменится, всё будет хорошо, пробудятся какие-то ещё силы и возможности, и тогда я решу, что делать и как делать или само произойдёт, но не сейчас, а потом. А пока я жду. Это одна из важных составляющих колыбели – определённое взаимодействие со временем превращающее жизнь в основном в размазанное почти везде ожидание.

А ведь это величайшее благо — соприкоснуться  с осознанием времени. Осознать, сколько у меня времени осталось, сколько мне ещё отпущено, чтобы, наконец-то, потекло внутреннее время превратившись в поток из стоячего липкого киселя.

И, соответственно, вся сила, которая собрана здесь, вся накопленная здесь сила уходит в поддержание, в создание и поддержание «колыбели». В колыбель.

Однажды в детстве обнаруживается, что люди окружающие, так необходимые для жизни и удобства, куда-то регулярно неотвратимо исчезают. Даже мама. Это неизбежно, неуправляемо и мучительно. Иначе говоря – близкие предают меня на муку одиночества и беззащитности. Это происходит постоянно. Мать изменяет мне(мне, центру мира!) с отцом. Отец изменяет мне(мне!) с матерью, с бабушками, с дедушками, и так далее. Когда они рядом, мне хорошо: они заботятся, согревая вниманием и лаской, я чувствую полноту, уют. Мне хорошо. А когда их нет, рядом, без них, вокруг меня просто-напросто мрачная холодная бездна  разверзается. И я постепенно прихожу к выводу, безмолвно – чувственному, что они меня не любят. Если бы любили, не покидали бы, были бы возле и всё время. Так для меня – младенца, естественно и удобно видеть всё это.

Человеческие дети решающе зависимы от взрослых людей, родителей. У млекопитающих дело обстоит несколько иначе — например, жеребёнок, родился – и через два часа уже может бегать травку щипать. Чем выше видовая организация, чем сложнее объём видовых знаний и умений, тем более важна роль воспитания, подразумевающая длительный период зависимости необходимый для передачи знаний, по сути культуры своего вида. Младенец очень сильно зависим от взрослых, просто-напросто критически.  И он это чувствует. Очень остро переживает эту зависимость. Это, с одной стороны, некий персональный ад, а, с другой стороны, условие вхождения в культуру. Не будь такой зависимости, — человек,  как только родился –  мог убежать куда-нибудь на свой выбор. Найти его и передать такому, самостоятельному, независимому, характерные знания и навыки, наверное гораздо сложнее чем зависимому. Сам, но в диком состоянии. То есть вот такая  зависимость  – это условие вхождения культуры общечеловеческой в человека и человека в культуру.

В среднем, лет в двадцать – двадцать пять относительно мы становимся самостоятельными. Более менее способными строить свою жизнь, да и то не все. И видов самостоятельности много. Экономическая, моральная, психологическая, душевная, духовная. Сложное существо – человек и потому есть люди и наверное много так до конца жизни и не ставшие самостоятельными в чём то. А нужно ли? Получается что несамостоятельность или несамодостаточность – один из важнейших факторов создающих возможность обучения, передачи знаний и опыта как таковых.

Нынешняя эгоцентрированная позиция общества, кстати, косвенно снижает возможность передачи любых знаний в любых направлениях из за того что формируется в общем ложная позиция: «я защищён», и следовательно не нуждаюсь в дальнейшем обучении, в получении новых знаний. Далее, по логике, закосневание и собственно, вырождение. Процесс вырождения полным ходом мы можем наблюдать в так называемых «цивилизованных» странах.

И вот для того, чтобы предохранить себя от этой  боли и измен, своим собственным намерением создаю себе ближайшую среду. Когда никого из близких рядом нет, мне надо чем-то, заменяющим их, себя окружить, чтобы зияющая мрачная бездна не могла меня сожрать(полная параллель с «имажинером» Ж. Дюрана).

Я, из самого себя, из последних сил, чтобы, выжить, источаю и располагаю вокруг себя нечто. По качествам – нечто вроде сладкого тёплого вязкого сиропа. Основное его свойство – создавать такое пространство в котором невозможна боль и острые неприятные чувства и ощущения. Чтобы получить требуемые качества, мне нужна помощь некоторых, различных в зависимости от ситуации богов и архетипов, а часто и существ, которых без колебаний, воспользовавшись фольклорной терминологией, можно отнести к демоническим. В безмолвии, в котором я нахожусь на первом году своей жизни, я, по сути, не знаю с кем имею дело, я просто чувствую что мне нужно вот это, и вот это, вот такое и вот такое, и ещё вот такое, и вот такое. И согласен на всё, всё что надо отдать и чем угодно заплатить лишь бы выжить. Выжить в данном случае приблизительно означает — сохранить свой мир ощущений-чувств от сильных встрясок, острых переживаний, боли и разрушений. Основное – сохранить. Где то на периферии прослеживается – остановить или замедлить время, взаимодействие с Кроносом и вообще миром Титанических сущностей и долги ещё и им.

Так и заключаются самые глубокие, безмолвные договора, которые поддерживают бесконечное поступление топлива для колыбели и которые я потом пытаюсь преодолеть всю жизнь не замечая их, что называется, в упор. Она, колыбель, моя, я её творю, и она соответствует моим намерениям и целям. Я делаю так, чтобы мне было удобно. По сути, сладко засыпаю. Сон или просто какое-то бесчувственное приятное состояние наподобие сладкого морока. И вроде бы и вижу что вокруг происходит потому как намерения заснуть окончательно или вообще ничего не чувствовать нет. Что то чувствовать надо, чтобы жить, но самый минимум потому что я с пелёнок усвоил – чувства и ощущения опасны острой болью. И всю оставшуюся жизнь достраиваю эту самую люльку — колыбель, потому что убеждался, и не раз, что люди непостоянны а жизнь полна болезненных сюрпризов. К тому же я расту и во мне проявляется всё новые и новые качества и пространства, которые так же надо закрыть и защитить. И тут колыбель крайне, жизненно необходима. Пока я расту всё более менее нормально –  новое растущее не даёт скучать, и ощущается запас сил и роста.

Проблемы начинаются когда рост заканчивается. Больше уже ничего не разнообразит жизнь и надо пользоваться тем что есть потому что само по себе уже ничего не появляется в нашей жизни. И оказывается что я к этому не готов, что я умею только бороться с миром и растить раковинку – колыбель. Но это несколько другая история.

Итак, мне нужно что-то такое, что никогда не изменит и полностью мне послушно. Вот так эта люлька и образуется. Она не видна глазом, но держит крепче любых решёток.

Она подобна раковине, нематериальному кокону из приятных ощущений вечно наполняющему все мои ближайшие подступы. Став взрослыми(скорее телесно чем внутренне) мы так и живём в этой комнатке — раковине. И уже, по сути, никогда, полноценно мы не можем войти в мир. Куда бы мы ни попали, мы входим туда со своим багажом, со своим объёмистым коконом, сохранение которого обязательно, иначе нас жестоко ломает, мы болеем почти ничего не можем и так далее потому что нет привычки. У нас есть фактический сожитель – вот это наше творение, пожалуй уже существо, с зачатками сознания. Она – наш настоящий партнёр и наша любовь, наша потребность и необходимость. К остальным событиям интерес распределяется по принципу того насколько они могут помочь в сохранении и преумножении колыбели. Или с точки зрения опасности для неё. Колыбель на самом деле единственное наше достояние и детище которое полностью наше.

Именно оно – плод нашей настоящей самостоятельности и собственного творчества поистине произведённого перед лицом зияющей холодной бесконечности, перед лицом смерти.

В наше время средние размеры колыбели выросли, и там где люди прошлого(например кто-то выросший в семье с десятком детей и одной обувью на троих) чувствовали себя спокойно и уверенно, нынешний человек совершенно беспомощен и подавлен. Мы рабы удобства и мало кто может преодолеть это рабство во имя постижения и творчества. Так сложилось. По многим причинам. Общество потребления, права человека и прочие иллюзии нашего времени.

С другим человеком тоже не могу соединиться полностью, колыбель категорически мешает. Я, на самом то деле, сожительствую вовсе не с партнёром, а вот с этой своей колыбелькой, своей пуховой люлькой — мягкой раковинкой. Партнёр обычно маячит где то на периферии стараясь проникнуть ближе. Да и я стараюсь тоже, но как только происходит более менее настоящее сближение появляется риск для колыбели и возможность предательства, от которого она и защищает. И я делаю выбор в пользу колыбели, потому что она предана мне совершенно и полностью. Партнёр мой становится после определённого момента опасен и удаляется из моей жизни потому что я, в сущности не умею ничего другого, я почти не умею близости кроме как по рельсам привычных проверенных транзакций. Я спящий богатырь в латах.

Мне обязательно нужно несколько часов в день, чтобы там побыть, чтобы насытиться, чтобы чувствовать себя спокойно. И если не хватает времени на это, я чувствую реальную угрозу, и, по сути ничто мне не может заменить колыбель. Она дороже всего и отступает от своих границ только под угрозой жизни, здоровью или моему авторитету. Если нет достаточно времени на то чтобы быть там в колыбели, я чувствую себя угнетённо и несчастно, проявляется комплекс жертвы и замыкание в себе.

И вот это – одно из основных препятствий в развитии. Созданное пространство, удобная уютная колыбель. Рассмотрев неявные стратегии своей жизни обнаруживаем что конечным пунктом почти всех усилий является она – колыбель.  Все изменения распорядка, и образа жизни – только через буквально, отвоёвывание, у неё, самим же созданного творения.

Мы платим за то что в состав колыбельки входят боги, титанические и архетипические, а так же демонические сущности. Чем и как? Двояко – собственно упущенным развитием, и силами и способностями которые обмениваем на постоянную возможность иметь колыбель.

Из за того, что мы не соприкасаемся с миром, мы упускаем массу возможностей. Себя не видим. Находимся в одном и том же состоянии, зато не больно и тем хорошо.

Именно туда эта сила, накопленная на всевозможных семинарах и тренингах в основном и сливается. Одержав некие победы на ментальных просторах, очередной раз убеждаемся, что всё безопасно, можно дальше жить так же. Незаметно мы укрепляем колыбель, точно по закону суммирования доминанты по Ухтомскому. Колыбелька обладает способностью ласково вытягивать силы и побуждения, направленные на риск и авантюру, по сути на стремление к жизни и обновлению. И хорошо, соглашаемся в очередной раз в глубине мы, лишь бы не больно было. Так и живём.

Мы постоянно себе врём. Эта привычка доведена до совершенства, до абсолютного автоматизма. Творческий акт, но направленный на подлог. Выдать желаемое за действительное, выдать возможное за практически уже готовое к реализации. Мыслительная игра, когда при помощи домыслов, игры в свою пользу на толкованиях возможностей себя обманываешь. Рассуждая, например, что что-то, в принципе, может быть. А раз может быть, значит, я это когда-нибудь реализую. Не сейчас, но конечно скоро, раз это может быть. Такая игра может длиться годы и десятилетия. В мыслеобраз, что я нечто когда-нибудь реализую направляется небольшая вспышка энтузиазма, в воображении происходит повышение самооценки, и дальше успокоение и сон. Силы снова ушли не в тело реализации уходят силы, а в колыбель.

Преодолеть это можно, пожалуй, только свершением подвига, а точнее каждодневных подвигов. Ношение вериг не поможет. Прежде чем какой-то подвиг предпринимать, нужно ещё выяснить, что и как надо делать. Побуждение должно быть внутренним. Осознанным, внутренним постоянным побуждением.

С таким же напором, как сама жизнь, должен гореть этот внутренний огонь подвига. Нынче человек должен сам себе искать подвиг, назначать его и творить, потому как свободы больше стало и гражданских прав. Свобода эта иллюзорна потому как, очевидно, маскирует необходимость подвига. Но это общественные процессы, можно сказать, мода или веяние момента. Архетипические законы никуда не деваются.

Мы же, в основном, занимаем детскую выжидательную позицию. Ждём или играемся. Ждём, пока вырастем. Это похоже на заклятье. Хотите – просто-напросто – результат неграмотного воспитания. С самого детства формируется сугубо потребительское мировоззрение — обо мне должны заботиться, потому что у меня есть некие «права». Косвенно так формируются полноценные условия для растления духа. Иначе говоря – сейчас испытание свободой. Хоть и относительной, но всё же гораздо большей чем раньше. И подвижничество нынче иное.