Ещё несколько лет прошло, воспоминание о ней случались (уже не о Ней, а о ней), но как то вскользь и были наполнены одновременно совсем разными чувствами, больше болезненными. Была досада и рефлекторное содрогание, и тени — отблески прежних великих чувств и страстей, и лёгкая по ним тоска, и несильная туповатая боль не случившегося желанного, и отголоски прежних грёз ещё как будто парящих где то рядом…И что то ещё и эхо её состояний по прежнему присутствующих в медленно тающем их общем мире.

Случались мысли зайти и проведать, но он удерживался, какая то сила чётко и жёстко останавливала его намерения. А однажды он видел её и избежал встречи нарочно. От мысли о возможности встречи и соприкосновения накатывала тёмная бездна, уже не такая огромная, как раньше, но всё ещё страшная, холодная и зияющая. Вероятно эта бездна была и раньше, возможно всё время их общения, но её восприятие было перекрыто страстями и силой желаний. Он сознавал, что в какой то мере ещё зависит от образа её и это осознание слегка раздражало Сергея.

Ощущалась незавершённость, почти зов, временами казавшаяся возможностью того, что что то переменится в благоприятную сторону и они встретятся и может всё пойдёт иначе. Это были сладковатые дурманящие и в какой то степени вызывающие отвращение мысли, которые он сдерживал, прежде уже многократно проверив их тлетворность. Впрочем, они были не очень сильными.

В другом настроении вся конструкция вспоминалась и ощущалась больше со стороны всей пережитой боли, всего что пришлось терпеть и давить в себе ради сохранения возможности достижения цели. И он сам себе казался , болваном от того что вовлёкся в такую историю. В такие моменты происшедшее казалось глупой ошибкой, не имеющей никакого смысла, лишней и вредной а время зря потерянным. Субъективное его восприятие и оценка прошлого стали смещаться и колебаться. И он понял что это, как ни странно, лучше и правильней прежней однозначно положительной оценки. Моментами всплывало осознание и переосмысление полученного опыта и знаний. Пользы великой, хоть и большой болью добытой. Той боли больше не было, на её месте ощущалась пустота, и в пустоте этой были одновременно и нынешняя свобода и миражи и грёзы прошлых упущенных возможностей. И это не довлело а скорей слегка радовало. Тем что могло быть гораздо хуже…

И вот однажды случайно он её встретил, на ходу в большом лабазе что ныне именуют супермаркетом. Отторжения и страха встречи не возникло, было побуждение попытать счастья, узнать что там сейчас, а вдруг? И подспудное стремление доказать что он другой не такой как прежде, а сильный. Потому что прежде ему часто казалось что она считала его слабым и может потому и не уважала а скорей терпела из за воспитанности. И желание поставить хоть какую то точку, завершить уже висящее в неопределённости.. Всё это и ещё что то мелькнуло быстро и повлекло.

Они поговорили, и в ходе беседы он ощутил её интерес и кураж в ней и отстранённое, равнодушное состояние. Всё было почти как прежде но воспринималось иначе. Что то было не так, неопределённость как будто, усилилась ещё больше! И от чего, он понял не сразу. В беседе с её стороны мелькнула пара фраз, истолковать которые можно было по разному. Он завершил беседу, удержавшись от более глубоких тем и вопросов и удалился, оба спешили. А меж тем, возросшее ощущение незавершённости притягивало внимание, будоражило. В этот же день, часа через два он почувствовал на себе её сильное внимание и не менее сильное любопытство. И удивился, потому что раньше такого не случалось. Пару дней поколебавшись, помня о том что прежде подобное обычно завершалось ссорой или просто болью по причине недопонимания, обычно взаимного, всё ж решился написать и пригласить на чай( действительно на чай, в спокойную неспешность). Из её ответа стало ясно что она, может и безотчётно, подчиняясь то ли природе женской, в её случае буйной, а может и специально, просто динамила его, провоцируя на проявления чувств и поступки, которые можно было раскритиковать. Просто динамила не понятно от чего и зачем, может по привычке ну а может по воле божьей…

И стало ему противно. От многого. И разозлился он. И написал короткий злой ответ. И тут уже мысли его пошли в сторону осмысления и оценки того, сколько он боли и неприятностей в основном внутренних пережил из за неё. Обозрев всё их прошлое пришёл к выводу что она в общем всё время динамила его, чего он не замечал потому что был не готов, не хотел и не мог этого увидеть. Не хватало взрослости и отрешённости, покоя внутри. Почему или зачем — вопрос открытый, если вообще приложимый к этой ситуации. И ещё возникло ощущение или скорее видение предположение что она сама себе не хозяйка и что ею руководит в такие моменты какая то (вопрос) высшая сила. И возблагодарил Сергей Небо за то что не свело оно их вместе…

Так же понял он, что рана это, возможно так никогда полностью и не затянется и будет напоминать о себе до конца его насыщенной внутренними переживаниями более, чем внешними, жизни. В ней было много влюблённостей и любовных историй, происходивших и до описываемой и как бы внутри неё, потому что слово после тут ещё а может быть и вообще, не уместно.

Эти истории были по времени внутри нами описываемой, а по локализации в его душевно духовных пространствах во вне, занимая какие то свои отдельные потоки внутреннего времени и места, и почему то не мешая друг другу. Для него самого это было очевидно и порой очень странно, а порой он просто забывал об остальных своих жизнях, будучи увлечён одной текущей. Сознание сужалось и отделало и разделяло их.

Совместные размышления о причинах навели на мысль что в наше сверхнасыщенное время человек может проживать несколько может и маленьких, но по своему полноценных жизней, продолжая или завершая то что происходило в разных предыдущих воплощениях и недопроизошло. Так всплывали разные «хвосты», «космы» и прочие недоделки потому что сейчас имелась возможность и условия идеологические культуральные и морально нравственные. В каждой из этих историй, как рассказывал Сергей, всё было искренне и по настоящему, в некоторых с оглядкой на соседние истории а в некоторых и нет. Были и надежды и чаяния, свои страсти и своя канва отношений — каждая женщина была уникальна. Были и страсти, и как то раз даже весьма сильные, и нежные глубокие и тонкие привязанности и какие то планы… Другие женщины занимали его и поглощали иногда почти полностью (так что он на время забывал её) удовлетворяли некоторое, разное в разных случаях, время и иногда появлялось у него чувство, мелькавшее далеко, около горизонта, что вот-вот, ещё немного, и случится таки счастье. Но, в почти каждых из этих отношений далёким фоном, иногда сразу а иногда позднее проявлялось ощущение сомнений, того что и тут что то не то. Они всякий раз игнорировались и отметались, но в итоге всплывали начинали закономерно рулить ситуацией, приводя к завершению. И все свои эти отношения он вспоминал с разной степенью благодарности.

Такой силы и такой жёсткости и такой остроты и глубины как в нашей истории, в них всё же не было, это стало очевидно потом, совсем не сразу. Остальные истории завершились и напоминали о себе приятными чувствами а иногда лёгкой болью, но желания вернуться и довершить хоть что то не вызывали. А эта кровоточила, хотя он иногда даже прикладывал небольшие усилия чтобы отдалиться и отделиться, покрепче обосноваться на этом, спокойном месте. Кровотечение это происходило с перерывами и готово было начаться в любой момент. Он сознательно уже давно тормозил себя от вовлечения, будучи доволен тем что время в нём всё же потекло и он как никак был жив и в целом уже неизмеримо более независим от описываемых коллизий.

Мне всегда было трудно описывать его состояния и побуждения, а в последнее время стало ещё трудней. И потому что градус переживаний для меня высоковат, и сам процесс более менее достоверного описания много сил требует, не сопереживая и не напишешь толком. И потому что много боли в них, и особенно потому ещё, что чем ближе к некоему завершению или, может, угасанию истории, тем очевидней то, что приятного и радостного выхода и благополучного завершения не предвидится, а предвидится продолжение боли, пусть и не сильной. В этом свете происходящее всё чаще подвергается уже не столько осмыслению, а отрицательной оценочной критике, а порой в наплывах пессимизма, и прямому обесцениванию. Такой соблазн чем дальше тем больше и сулит он избавление обесцениванием, снижением градуса, отрицанием или искажением смысла, если поддаться и позволить силам хаоса увлекать помыслы в этом направлении. И Сергей стал всё чаще становиться перед вновь и вновь появляющимся ( история не завершена, и живёт себе помаленьку) выбором — списать всё в утиль и обесценить или хранить кровоточащую медленно затягивающуюся рану. Весь расклад у него внутри был уже совсем не таким болезненным и жил он в целом нормальной жизнью, и временами даже бывал счастлив без причины, просто от того что жив. Профессионально и финансово подрос, был и наследник у него, прекрасный сын от женщины которую он в своё время, ещё до этой истории, любил, как умел тогда. Политические и экономические коллизии не травили ему душу и не нарушали покоя потому как он обладал своим пониманием происходящего, бог знает насколько правильным, но дававшим достаточную опору и уверенность. Жаловаться грех. Но видимо в силу изменчивой и мятежной, творческой природы человека, хотелось ему избавления, покоя и может быть ещё и победы, пусть и таким способом. Искушение убить всё посещало иногда но последняя встреча подогрела и катализировала его желания. К тому же он разозлился на её динамо и холод прикрытый внешним блеском и интенсивностью прежде так манящей. Ситуация обострилась. Какой то частью он понимал что нельзя убивать, а какая то, то ли уставшая и отчаявшаяся, то ли просто звериная, не человеческая, хотела убийства. Это требовало решения и изрядно оживило процессы внутри Сергея.

И было ещё не так давно осознанное им обстоятельство. Заключалось оно в том, что несмотря на вышеописанные успехи Сергея, что то ело его, ему по прежнему чего то не хватало, не было полноты и покоя внутри, хотя он и научился пребывать в спокойствии. А вот чего именно ему не хватало, и что именно его поедало, он определить не мог, и я тоже. Точно сказать может только прошедший такой путь, но мы пока не из тех. Успехи его были на одном краю его существа и его личности а на другом краю, как он ощущал, был распад, иссыхание, охлаждение и даже какое то, растворение, разложение некоторых, пока не больших, частей его. Это не было желанием более ярких сильных и глубоких чувств и ощущений жизни и от жизни, которые у него со временем потускнели слегка, в некоторых сферах жизни особенно. Такие желания тоже были но они были ближе к поверхности и, при некотором старании удовлетворяемыми.

Может это было одиночество, только частично скомпенсированное описанными событиями и победами. Может быть работал его дух противоречия и борьбы вкупе с привычкой всё подвергать сомнению и проверять на прочность и порой даже обесценивать, или это было глубоко законспирированное нежелание жить, или связи с какими то демоническими или другими разрушительными пространствами, а может быть деструктивная родовая программа, пока было не ясно.

С матерью у него отношения были заметно лучше прежних, но полного освобождения от напряжения, гармонии и тепла в них не хватало, витал привкус опустошения и оставался осадок горечи от прошлых битв. Было ещё и твёрдое решение Сергея не зависеть от женщин ни морально ни физически. То что влияло на него, было глубоким и пока не уловимым. Он продвигался по жизни и одновременно медленно и почти неуловимо умирал. Впрочем, возможно это просто — напросто был обычный и нормальный процесс естественного старения. С начала нашей истории прошло уже скоро как 20 лет…

Однажды, во время спонтанной дискуссии, посвящённой выяснению какая часть животного мира какие ощущения и состояния в человеке представляет, нас осенило. Осозналось выпукло и очевидно, и вспомнились давнишние погружения Сергея в рептилные пространства и состояния. Нащупались источники разъедающих состояний и неуправляемых желаний. Это были не только рептилии, но и весь живой мир внутри содержащейся как основа, питательная и операционная среды, все возможности сознания человека, и вся предыстория человеческого сознания и самосознания. То, что во время беременности из яйцеклетки и сперматозоида проходит стадии развития животного мира и принимает его формы, и только в самом конце принимает форму, а скорей оболочку, человека, жило своей отдельной сложной, и сильной, более живой и устойчивой и более древней жизнью. Человек и его человеческое поведение в этом коллективе являлось скорее гостем, самым новым жильцом, поверхностным и часто нестабильным налётом.

Творческое воображение и абстрактное мышление, занятость и необходимость соблюдения правил и норм а так же отсутствие необходимой точки зрения и навыка саморефлексии маскируют от человека эту основу. Человек и не задумывается из чего он состоит, он поглощён своими проблемами и своим ощущением исключительности, отчего все его проблемы и страдания кажутся самыми великими на всём свете и всё это почти совершенно закрывает от него окружающий мир. Человек обычно наглухо зациклен на себе.

В действительности живая основа чрезвычайно мощна многослойна и объёмна. Каждый из живых миров, составляющих сознание человека, начиная от вирусов и бактерий, и завершая млекопитающими имеет свой уникальный спектр ощущений, чувств и свою атмосферу, по умолчанию содержащуюся в составе сознания. Так же у каждого мира есть свои ритмы, циклы и потребности. По сложному комплексу причин, в каждом конкретном человеке пропорции миров уникальны. А так же частенько выделены какие то конкретные живые существа и их состояния которые чем то близки конкретному человеку. Впоследствии в консультативной работе встречались мне люди регрессирующие даже в состояние медузы, жемчужной раковины и даже минерала. Не говоря о рептилиях, и разных зверях. В этих состояниях им было спокойно и привычно — уютно и безопасно. И люди легко и совсем безотчётно скатывались туда, в свой внутренний мир, точнее его привычный уютный уголок и искати там исцеления от человеческого стресса и проблем. Но оказалось что сознание живых существ по своей сути и по своему устройству не способно решать человеческие задачи, а точнее они для него просто не существовали или были чем то вроде раздражающего шума. В других случаях люди боялись таких своих состояний и находились с ними в борьбе пытаясь либо вытеснить либо вовсе уничтожеть. Всё зависело от конкретного человека и силы его духа. Сергей в этом смысле был силён и постоянно норовил с чем то побороться, и похоже сама борьба была прописана в его сознании программой на глубоких уровнях. Он пытался истребить в себе всё что казалось ему не правильным. Он ожесточённо старался извести в себе рептилию, не вполне сознавая что делает.

Между тем каждый из этих миров был базой и сырьём для каких то человеческих возможностей, способностей и в конечном реализации для уникальных талантов и дарований. Без осмысленного человеческого управления вся эта команда частенько конфликтовала ещё и друг с другом и от этого внутри большинства человеков обычно был хаос.

Натолкнувшись на такую интереснейшую точку зрения, мы стали выяснять, с какими возможностями и характеристиками сознания связаны разные классы виды и тд существ . Начали с вирусов и вироидов. Они при настройке вызывали острое и даже режущее ощущение нехватки, неудовлетворённости и жадного движения с желанием с чем то соединиться, к чему то припасть или что то втянуть в себя. И ощущение своей полнейшей ничтожности и страха смерти, точнее ужаса перед смертью. Мы не стали подробно и детально рассматривать всевозможные виды, и сосредоточились на уровне животных царств и доменов.

Следующим мы взяли мир бактерий. Ощущения были копошашиегося что то потребляющего всасывающего в себя и выводящего из себя что то уже иное пространства, иногда едкого иногда нейтрального а иногда приятного. Тут была и устойчивость и масса и объём, И было ощущение первичного маленького но вполне достаточного для произведения настойчивых действий, смысла. Было так же ощущение наполнения накопления и прироста.

Следующими были грибы. В них ощутилась иногда спокойная и какая то деловитая, а иногда острая и ядовитая и ищущая выход сила, довольно разнообразная, от поддержания и укрепления жизни до её же разрушения но всё это на простом уровне, уровне ощущений.

Пытаясь решить эти вопросы, мы вспомнили даосские техники замещающих воспоминаний, в которых травминрующее воспоминание при помощи специальных приёмов стиралось и силой внушения или самовнушения заменялось чем то приятным и жизнеутверждающим. Это не очень сработало в нашем случае, может мы недостаточно истово практиковали а может причины были глубже или в ином измерении, чем простые травмы текущей жизни, а может эта техника не для таких случаев.

Затем припомнили Джеймса Хиллмана с его концепцией «исцеляющего вымысла», идея которого, насколько мы поняли заключалась на в произвольной замене чего то неприятного для человека в его субьективном мире, правильным и приятным, а в сотворении такого отношения к происходящему, такую точку зрения на вопрос, которая позволяет иначе, конструктивно и осмысленно воспринимать происходящее. Часто это достигалось расширением контекста события. Здесь необходимо было задействовать творческие и взрослые части существа человека чтобы не только найти но и построить выход из ситуации или ситуацию превратить не в проигрышную и жертвенную а дающую силы и вдохновение и исцеляющую закаляющую и укрепляющую. Это было ближе к тому что хотелось хотя и сложней. Внутри нас что то отозвалось и вдохновилось.

Мы стали искать и думать. Получалось что нужно самому выстраивать не только внешний событийный ряд своей жизни, но и внутреннее пространство, регулярно обновляя его разными смыслами, точками зрения, чувствами и состояниями, атмосферами. Совершенствующимся, углубляющимся и утончающимся пониманием и самой способностью к переживанию так же совершенствующейся.

Человеческое мышление имеет ярко выраженную склонность к оптимизации практически любого процесса, за исключением пожалуй тех людей, у которых образное и творческое начало настолько сильно что они просто не смогут повториться, разве только большими усилиями. Остальное большинство экономя силы и время искало самый правильный, короткий, простой, экономичный или какой то ещё «самый» путь или способ, и обнаружив таковой прилипало к нему прочно, поначалу наслаждаясь приобретением, а через некоторое время застывая и усыхая, мертвея в нём, потому как однообразие правильности не подразумевало вариантов и отклонений. Ловушка оптимальности часто приводит к выгоранию смысла и ощущения живости жизни. Люди перестают чувствовать почему и зачем живут, перейдя в ум и обитая там, и пытаются понять, вычислить свои цели и задачи и понять даже то что же именно им нравится. Но это не возможно потому, что хоть уму хоть разуму нужен материал для размышлений, который могут дать только чувства и способность к переживанию. А переживания, чувства и влечения мешают оптимизации. Умный индивид научается их подавлять, и на первый взгляд достигает успеха. И к середине жизни а то и раньше люди обнаруживают что они ничего уже не чувствуют и даже не ощущают. Они думают, они умные. Ловушка, для многих так и непреодолимая. Отсюда депрессии, водка, наркота, сумасбродства и прочее.

Всё живое течёт и изменяется и найденный или созданный правильный ответ на вопрос однажды теряет свою точность, правду и силу, и надо обновлять или оживлять а то и менять его. Закон жизни. Конфликт.

Мы обнаружили в себе это и принялись сочинять план спасения. Он оказался банален — творчество. И не только и не столько формальное, а во всём, и даже в мелких деталях. Именно творчество позволяет разрушить очарование совершенством правильного однообразного ответа, и его сила и его огонь способны вывести или выманить за границы отшлифованной обыденности, прибавить жизни телу, тепла и света душе и радости духу. В молодости достижение — найти правильный ответ и отработать до автоматизма навык, а в зрелом возрасте и дальше достижением является почти обратное — искать разные пути и ответы и максимально разнообразить навыки и привычки и задача максимум — преодолеть очарование правильности, однообразия совершенства и тем запустить остановленное в юности и зрелости время…

Наши внутренние миры предстали пред нами полями для опытов и экспериментов, для возделывания и культивирования, и может даже для пожинания плодов, а не полями для битвы.